– Вы забыли еще упомянуть застои крови, отравление морфием или окисью углерода, а главное артериосклероз, – монотонно выдал свои познания в области медицины Тоусен, – А насчет методов лечения вы совершенно правы, но в данном случае медикаментозный способ был бесполезен. –
Годы проведенные в Сейретее давно поселили в душе бывшего ныне капитана глухое раздражение к нежеланию его обитателей слушать и анализировать.
– Бывают случаи, когда хирургическое вмешательство - единственный способ спасти жизнь больного. Сердце врача должно быть не только твердым, но и чистым от иллюзий собственного всезнания, иначе вам не поставить правильного диагноза, – легкий толи скучающий толи усталый вздох, как печальный знак тщетности этого диалога и полунамек дрогнувших в улыбке губ, – Вам ли, Унохана-сан, – шинигами, богини смерти боятся призраков?

От пространных размышлений о нравах бывших сослуживцев слепца отвлек вопрос Старка адресованный Халибел.

- Примеро, – Канаме повернулся на звук голоса Старка, – Не отвлекайте, пожалуйста, Терсеро от ее обязанностей, свое любопытство вы сможете удовлетворить и позже. Уверен, оно не так смертельно, как вы говорите. Здесь Тронный зал, а не балаган и не кабак, что бы делится сплетнями.

Пока левая рука Бога хмурил брови на праздно любопытствующих, Унохана, кажется, закончила лечение. По крайней мере, Тоусен уловил характерный чавкающий звук Миназуки, выпустившего, видимо, из своего чрева Кьораку. Последующие слова тайчо подтвердили его мысли.

- Нелл-сан, подайте полотенца Унохане-сан, – короткое распоряжение, секунда на размышление и для двух мечей тоже находится дело, - Если вам нечем заняться, Старк, Брраган, будьте любезны, сопроводить Кьораку-сан в приготовленную для него камеру.

Отредактировано Kaname (2009-02-06 12:35:35)

Голос Старка обратил на себя внимание, но не вывел Халибел из глубокой задумчивости. Любопытство Примерно можно было бы и удовлетворить, но Терцеро бы предпочла получить в ответ не менее важную информацию или как минимум приобрести ответное право задавать вопросы. Допрашивать кого-то, находящегося по своему статусу выше, занятие малоприятное. Другое дело, когда этот кто-то будет отвечать добровольно. Терцеро даже не волновалась о том, что Старк мог бы ей легко соврать – даже то, как человек врет и о чем, может многое рассказать как и о нем, так и о его отношение к ситуации в целом.
Пока девушка молчала в задумчивости, решая, что говорить и стоит ли говорить вообще, Канамэ избавил её от ненужной дилеммы. Мысленно поблагодарив его за этот шаг, Халибел обратила свой взор на Унохану.

- В таком случае, пойдемте, - произнесла Терцеро, поднимаясь со своего места. Теперь, когда Киораку был излечен, и его жизнь находилась вне опасности, её обязанности, связанные с его персоной, заканчивались. Все, что ей нужно было сделать – это отвести Унохану обратно в камеру, и можно будет заняться делами, не относящимися непосредственно к обязанностям, но не менее важными. Разговор с Секстой, отложившийся его внезапным уходом, можно было начать в любую минуту, оставалось только найти Гриммджоу, но он был далеко не единственным Эспадой, с которым бы Халибел хотел поговорить в связи с бунтом.
- Неллиель, - обратилась она к зеленоволосой девушке, занятой Киораку, - Мне бы хотелось с тобой поговорить... в более удобном месте.

Тоусен несомненно прав – Тронный зал ни коем образом не подходил ни для обмена слухами, ни для серьезного, а по возможности и приватного разговора. Неллиель, судя по всему, находилась со Старком в то время, когда в Цитадели произошел бунт, кроме того, они значительно сблизились со времени её возвращения в Эспаду. Информация о том, что делала она, возможно, открыла бы глаза и на деятельность Примеро, вопрос лишь в том, захочет ли Нелл говорить. Другое дело, что не ответить Терцеро, бывшая третья не могла.
- Когда освободишься, найди меня.
Перед выходом попрощавшись с присутствующими, Халибел вывела Унохану из тронного зала.

Унохана Ретсу ------> Камера Уноханы
Халибел -------> Покои Сексты

Вновь услышав голос Канамэ, Барраган скользнул взглядом в его сторону, но затем сного принялся оглядывать уже полностью изученный стол, от которого Барраган уже намеревался уйти куда-нибудь в другое место,  дабы осуществить задуманное,  но совершенно неожиданный факт того, что Старк взвалит всю работу по провождения Кьераку в его темницу моментально исказил все планы Сегундо тем, что из-за своего бездействия Сегундо придется оттянуть свой план на некоторое время. И Ками знает сколько времени это займет, но уйти уже было нельзя. Как не хотелось.

Барраган встал, подошел к Кьераку и безразлично на него посмотрел, как сытый волк обычно смотрит на останки жертвы.

- Я отведу его, Тоусен-сан.
Сказал Барраган, развернувшись лицом к Тоусену, после чего опять повернулся к Кьераку, и стал смотреть на него все тем-же безразличным взглядом. Но уже в этом взгляде промелькала искра злобы, которая свидетельствовала, что Васто-лорд явно не порадовался заданию.

- Идем, Шинигами! Не заставляй меня понапрасну ждать!
Громко, требовательным тоном произнес Сегундо. Резко подняв руку и протянув ее по направлению к двери, Барраган одним своим выражением лица показывал, что тронный зал нужно покинуть как можно скорее. Во всяком случае, этого требовал Тоусен, видимо на это у него были какие-то свои причины.

Несмотря на слабость, все еще одолевавшую его, Кьераку сразу постарался вникнуть в суть ситуации и окружения, в которых он находился.
Голос светловолосой и пышногрудой Терцеро был спокоен и выдержан. Каждая интонация, казалось бы, отмерена и взвешена. Каждое слово – обдумано. Позы, жесты… "Великолепно! У Айзена замечательный вкус: это же не девушка, а совершенное создание, которое хочется разгадывать, чтобы… чтобы сделать союзником? Нет, такая не пойдет. Жаль. Впрочем, противника тоже нужно выбирать под стать: слабый и глупый враг подобен случайно брошенному оскорблению. А эта умеет мыслить. Жаль, что она предпочла увести Унохану – в разговоре с ней можно было бы узнать несколько интересующих подробностей…"

Еще более интересным был Старк. Шунсуй даже пожалел, что тот ретировался слишком быстро.
Первый и Третья могли бы стать определенно полезными надзирателями – им можно было задать пару наводящих вопросов по дороге в камеру, поймать за хвосты парочку случайных мыслей, вывести на нужную дорожку и… пустить в свободный полет. Кьераку Шунсуй не был интриганом – зато он был аристократом! Причем аристократом весьма немолодым, принадлежащим к верхушке Сейрейтея. Он знал на каких струнах сямисэна души нужно сыграть, чтобы мелодии вошли в резонанс. Другой вопрос, что заниматься подобными вещами бывший капитан не очень-то и любил – особенно, когда он еще не успел до конца изучить противника… К тому же, после странного знакомства с Заэлем, блистательно-провального бунта и весьма неприятного знакомства собственного тела с исключительно острой сталью, Кьераку ощущал свой собственный сямесэн настолько разлаженным, что на нем и простенькой мелодии, который он учил на заре свой жизни – "так, кстати, и не выучил!" - сыграть было невозможно.
Когда же седовласый Сегундо «милостиво» вызвался «проводить» Шунсуя до камеры, челюсть-таки чуть не свело от обиды. Не сказать, чтобы Второй был не симпатичен пленнику, нет! Он был почти противен. Слишком уж Барраган походил на тех, кто заседал во главе управления: властолюбивый, амбициозны; таких, пожалуй, было за что не любить… - их и не любили. А в словах Второго, адресованных Шунсую,  между тем, замечательно прослеживалось раздражение и злость. "Интересно, он скрывать ее пробовал? Ах, нет, такие не скрывают – они слишком верят в свою непогрешимость и счастливую судьбу. И все же… надо бы ему что ли присоветовать быть поаккуратней?.."

А вот Тоусен был – "как всегда, впрочем" – нуден и придирчив, что Кьераку не смог оставить без внимания.
- Тоусен-сан, – не смотря на плохо слушающийся голос, Кьераку постарался как можно больше чувств вложить в это самое «сан». – Знаете, у арранкаров тоже есть чувства помимо послушания – оставьте им немного возможности покапризничать. - Пленник бросил косой взгляд на Баррагана, отчего голова закружилась, а в глазах заплясали мелкие искорки – слабость пока не отпускала.- Знаете, каждому положены маленькие слабости – иначе это просто несправедли-иво! - Пока тело еще не слушалось до конца и Кьераку, приподнявшись, еле заметно  разминал мышцы, отзывавшиеся тянущей болью, откуда-то вылезла привычная легкая ирония… Вот уж где Кьераку понимал Ичимару… "Будь ему неладно, вражьей морде… И тут в мысли влез. Стареешь, паяц придворный, Кьераку-бывший-тайчо: не тех и не вовремя вспоминаешь.  Впрочем, об этом еще в камере подумать успеется – там времени будет предостаточно. "
Шунсуй напоследок размял шею и  неспешным шагом – "а куда спешить - да с такими-то ранами?" – пошел к выходу из  тронного зала, подгоняемый недобрым взглядом седого старика, который, быстрей всего,  был моложе его не на одно столетие.

- Ах, да… Тоусен-сан, - остановившись в дверях, подчеркнуто не оборачиваясь, самым будничным тоном проговорил он. – Я бы не отказался чего-нибудь выпить, а то в горле ком. Вы не будете так добры к скромному пленнику? Только не чаю – я пью его исключительно с равными, каковых в крепости и нет - если не считать Уноханы-сан…

-----------------> Коридоры

Никогда не оглядываться. Даже для того, чтобы посмотреть на результат. Простое казалось бы правило – он соблюдает его уже очень давно, но дело тут даже не в гордости. Просто, если постоянно оглядываться и смотреть себе за спину, рано или поздно споткнешься, пропустив то, что лежало впереди, у тебя под ногами. Если же необходимо точно знать, чем закончится твоя игра – оставайся и смотри. Это увлекательно.
Он никогда не оглядывался и ни о чем не жалел. Раз что-то сделал, значит перед этим принял решение, а значит – хотел этого. Расстраиваться и о чем-то сожалеть в такой ситуации глупо. Но… в любом правиле есть исключения, иначе бы их было бы трудней обходить.

Но, вливая в печати, сдерживающие Метку, все новые и новые силы, он впервые пожалел о том, что наложил ее… Справится с Проклятьем Айзену не составило особого труда, хотя резкая полная активация стала для него неожиданной. Пришлось мгновенно перекидывать рейацу, до этого направленную на излечение раны в защитные схемы, не дающие Метке свободу. Если у него заново откроются раны – ничего страшного, ведь уровень регенерации высок, а вот если его раны раскроются на Гине – плохо. Ичимару сейчас слаб и без того. Тем более, такое неожиданное ранение бы вызвало вопросы у его тюремщиков. Раздражало и то, что сохранись секреты контроля заклинания, ему бы не пришлось придумывать собственные печати. Дыхание выравнивается. Айзен сглатывает, морщась от металлического привкуса крови на языке – теперь, когда сила распределена правильно, все в полном порядке. На Гине не должно остаться никаких следов. Разве что пять ссадин. Не смертельно. Конечно, можно было заняться самолечением, но это отнимает уж очень много времени, а с недошинигами за плечом сам процесс будет выглядеть странным, ведь для него Владыка по прежнему чист и белоснежен – ни единой царапины, не говоря уже о кровавых подтеках на тунике.

До огромного сумрачного помещения, что все обитатели Цитадели дружно окрестило Тронным Залом, (хотя какой это Тронный Зал? В тронных залах должен быть пафосный трон, штандарты, гербы, освещение в конце-то концов. А у нас? Необъятная пустота, стены теряются в высоте потолка, которого даже невидно, многоступенчатая лестница наверх – совсем не такая как в Лас-Ночес – на возвышение этом знакомый овальный стол и одиннадцать кресел. Места Мечей Эспады и его. Пропасть, отвесная белая стена, за ней – вход в его покои. Все. И это Тронный Зал?) ему ровно пять шагов не длинного Шинпо. Целая пропасть времени и пространства, за которую можно не только привести себя в порядок, но и прикинуть обстановку. Учитывая то, что там буквально полчаса назад была собрана большая часть Эспады вместе с «гостями» Цитадели, Айзену совсем не улыбалось идти к себе через Зал. Прекрасно зная, что появится новая куча дел, вопросов, возникнет необходимость разбираться с новой информацией и долгожданный отдых отложится еще часа на два. Он даже собирался тихонько пройти мимо по боковому коридору, спихнув по дороге рыжего мальчишку Тоусену, с которым у того должно было быть занятие. Однако, столь нагло отлынивать от своих обязанностей правителя ему не пришлось. Явления Владыки дождалась только терпеливая Неллиэл, а это пережить можно. Остальные страждущие и жаждущие его лицезреть, благополучно рассосались по углам. Весьма продуктивно кстати рассосались. Губы Владыки расплылись в довольной улыбке – Халибел все же умница. Самостоятельно решила разобраться с Гриммджоу, а заодно уберечь несносное животное от неминуемого наказания. «Что ж, будем надеяться ей удастся вбить в эту пустую голову хоть немного здравого смысла и мне не придется снова портить Сексте его и без того, многострадальную шкуру». То, что Джагарджак повел Терцеро в Руконгай уже плюс. Если пошел на сотрудничество, значит жить хочет. Со Старком он поговорит и утром, а вот знакомое рейрёку, вновь появившееся в Сейрентее его почти умилило. Интересно, как собираются оправдываться перед ним Заэль после того, что устроили после обеда? Чтобы он не наплел – это стоит послушать. Именно поэтому в лабораторию Октава до сих пор не были высланы «Инквизиторы».

Завершая последний шаг он опускается в кресло, ногой отодвигая такое же напротив себя:
- Доброго вечера, Канамэ-кун, хотя ты можешь с этой формулировкой не согласиться, - наконец-то можно расслабиться. С Тоусеном нет нужды во что-то играть или притворяться. А еще от него не спрячешь досадное ранение – на слепом шинигами тщеславие Кьока Суйгетсу давало осечку. Приготовившись слушать нотации о подобном обращении с собственной натурой, Соуске откинулся в кресле и закрыл глаза. Очень хорошо, что сейчас Тоусен остался в зале. Он хотел поговорить с ним и желательно без свидетелей, - И тебе, Неллиэл. Как прошла прогулка по окресным снегам? Вы с Примеро не сильно замерзли в Руконгае?, - Септима Эспада не отнимет у него много времени. Можно и уделить даме внимание, особенно столь воспитаной даме, - Насыщенный сегодня выдался день, не правда ли? Хотя, возможно мне только кажется. Мы привыкли к спокойствию, а оно развращает. Не меньше безделья и безопасности. Согласны?

Отредактировано Aizen Souske (2009-03-20 17:15:03)

- Добрый. – Канаме вежливо поклонился на голос, подправляя свою способность к ориентации в пространстве с помощью чувства рейацу. – Как вам будет угодно, Айзен-сан. – все точно, ровно и лаконично он тоже пример для Эспады. И его поведение по отношению к владыке очень важно, не стоит этим пренебрегать, хотя бы на глазах посторонних. Потом можно будет высказать Айзену, вежливую просьбу поберечь себя. Но никак не при свидетелях и не в форме упреков. Тоусен привык доверять Соуске, раз и навсегда признав лидерство последнего. И все же даже боги ошибаются. Недопустимая мысль, но его долг оградить сюзерна от мелких неудобств. Канаме молча вслушивался в ровный фон рейацу Айзена. Мысленно фиксируя количество и серьезность ранений. Это можно было бы списать на безответственность, безответственность к своему здоровью. В прочем все они войны, а значит время от времени каждому хочется почувствовать азарт боя, пускай проявление, а главное потакание подобным порывам варварство. И все таки можно было обойтись без подобного членовредительства. Владыко переключил свое внимание на Нелл, и Тоусен терпеливо застыл, так же слушая доклад девушки. Мысли плавно переключились на дезертировавшего Ичимару, впрочем дезертировавшего ли. Тоусен легко мог смирится не достатком информации, хотя это и в сселяло в душу слепца не приятные ощущения. Канаме любил четкие кристально чистые планы, хотя и понимал пользу интриг и принципы ведения войны с помощью дезинформации и шпионажа противника. История войн мира живых давала богатейший материал на эту тему, позволяя максимально детально изучить данный вопрос. Как много крови, и боли приходится вынести человечеству на пути к тому идеалу что живет в мечтах. Это так прискорбно. И вот сейчас мир душ, как зеркало отражал ужасы войны. У людей нет клыков, нет когтей их кости слабы, кожа слишком нежная. И все же они смогли стать самым многочисленным видом живых существ. Что отличает человека от зверя. Разум? И плод этого разума война – хаос – бессмысленные жертвы. Нет. Человека отличает способность к беспричинной лютой жестокости. Именно ее и следует подавлять в любом мыслящем существе. Ни один зверь не будет убивать на сытый желудок. Лишь человек способен устроить бойню ради забавы. Является ли мир богов отражением мира живых, ведь почти все они когда то были людьми. Снигами, пустой, арранкар – все они всего лишь эволюция душь разной степени. А значит ничто человеческое им не чуждо. Возможно ли что изменив мир богов, они изменят и мир живых? Интересный вопрос.

Канамэ внимательно слушал ответ Владыки Септиме. Медленно кусочки мозаики бытия складывались в голове экс-синигами. Он подобно ткачу тянул невидимые нити связей от одного события к другому, выстраивал мысленные схемы. Аккуратно выуживая из памяти дела давно минувших лет. Дом, скрывающий рейацу, можно заглянуть в остатки информационного центра и библиотеку, поискав там карты Руконгая. Вряд ли Ямамото предвидел данную ситуацию, а значит… Значит этот дом либо был построен позже и тогда процент того что он действительно связан с повстанцами, либо он раньше использовался кем-то из синигами для своих личных нужд. Последнее заставило Тоусена чуть нахмурится, подобная вольность показалась ему вопиющим нарушением субординации и закона. Чернокожий отступник, как-то совсем забыл об так называемых вольностях, что проворачивали будущие отступники в бытность свою капитанами. Впрочем, конечно, не забыл, а попросту дал им иное определение, приравняв это к вынужденным мерам, что как не печально признавать, но легли темным пятном на его душу. Эти его мысли подтвердили последовавшие слова Сойске, незаметно для себя Тоусен даже кивнул, как бы соглашаясь с мудрыми мыслями Владыки. В любом случае дом этот мог быть еще и ловушкой. А следовательно исследовать его надо со всеми предосторожностями. Впрочем, свои мысли Тоусен озвучивать не стал, справедливо полагая, что Айзен уже и сам успел об этом подумать. Единственное, надо дождаться соответствующих распоряжений. Или же если их не последует, что будет означать, что Айзен решил не акцентировать внимание на подобных очевидных выводах, и заняться проверкой адреса, лично проинструктировав исполнителей, что будут направлены по адресу.
Канаме вежливо кивнул на предложение Владыки присесть, проследив движение рейацу Айзена. И привычно отсчитав ровно семь шагов, опустился на предложенный ему стул.

Зеленые волосы напоминают ему о морских водорослях – плавные завитки, очерчивают своей мягкостью красивую фигуру, только придавая дополнительную форму. Женщина, воин, арранкар. Вся, от глухого воротничка, до белых каблуков. Маска с витыми рогами – настоящая валькирия, если бы не голос:
- Отдыхай, Неллиэл, - кивнуть, отпуская, - Ты это заслужила.
Карий взгляд Владыки провожает зеленоволосую гостью до дверей – нельзя было сказать, что ее доклад сильно удивил, обрадовал или огорчил Айзена. Свершился давно ожидаемый факт, вот и все – теперь можно было расслабиться и просто ждать, пока события, разгоняясь под собственной значимостью, наберут ход, развернутся и ухнут по горку. Уже сейчас остановить ход вещей было практически невозможно – силы пришли в движение, ему осталось только наблюдать, ожидая момента. Тогда он вступит в игру, поставив тем самым точку в своей жизни.

Глубокие тени возле стен перешептывались, двигались – Айзен улыбнулся одной из них, нагло вытянувшейся поперек луча света, падающего из дверного проема. Тень безмолвно дернулась и вновь застыла, а может ему просто мерещиться, ведь если долго смотреть в одну точку чего только не приводиться, особенно в полумраке. Этот эффект ему всегда нравился. Забавно было вечерами наблюдать за плясками теней, смотря как они становятся гуще и длинней, как оживают предметы – маленьким детям наверняка мерещатся в эти минуты сонмы сказочных чудовищ. Сумерки – самое обманное время суток, ночь более честная. Владыка слегка повернул голову, наблюдая как уверенно бывший капитан опускается напротив – способность к ориентированию в пространстве у Канамэ была просто феноменальная. Настолько, что другие иногда забывали, что на самом деле бывший капитан слеп. Однако, природная слепота не мешала ему быть проницательней остальных – обмануть в чем-то Тоусена было практически невозможно. Лишенный зрения, он обладал прекрасным слухом, различая малейшие колебания тембра и интонации. Когда у человека отсутствует что-либо, сила этого распределяется поровну между всем остальным – прописные истины. Но, обманывать в чем-то Канамэ он никогда и не собирался, потому что, как сказал однажды Гин в этом нет нужды – человек способен замечательно обмануть и убедить себя сам, и уж эту убежденность уничтожить трудней всего.
- Что думаешь по поводу их находки? – голова привычно опирается на руку, а взгляд гуляет по пустоте помещения, следя за разыгравшимися тенями, - Не похоже на пережиток давно минувших дней. На ловушку – вполне, но я сомневаюсь, что наш юный, честный мальчик опуститься до такого – он из тех, кто бросается грудью на меч, а уже потом думает…
Соуске замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям – дышалось наконец-то легко, что даже странно – он думал на восстановление понадобиться больше времени… На стол зыбкой лужицей с кривыми краями лег луч света – еще один местный морок, знаменующий приближение ночи. Гину бы понравилось. Жаль, что Канамэ этого не видит…

Отредактировано Aizen Souske (2009-04-25 08:24:55)

Перед глазами упрямо болтается непослушная прядь. Попытка сдуть ее в сторону окончилась ничем. Убирать назад тоже не имело смысла -  какое-то время спустя она упрямо возвращалась на место. Непослушные волосы всегда были его проблемой – жесткие пряди не желали лежать, лезли в лицо, вились от влажности, путались… Сразу вспомнились кошмары по утрам с попытками расчесывания. Вспомнились пальцы Гина, мягко прочесывающие его волосы, прежде чем тот брался за расческу… Впервые позволить ему причесать Владыку альбинос потребовал когда была только наложена Метка… Механически огладить рукой левое предплечье, прикрывая глаза – ничего необычного активация заклинания не открыла. Обычные ощущения – холод, воздух, дыхание, движения. До Ичимару кто-то дотрагивался, но судя по всему опасности не было. Да и в способности белого Лиса выкрутиться из любой передряги он не сомневался.

Усталость наваливалась на виски, словно само воспоминание об Ичимару вызывало у него головную боль. Это просто иллюзия подсознания, а он за сегодня слишком устал – вымотавший вчера все нервы разговор тоже не прошел даром -  все так тщательно спрятанное в себя, заглушенное за три года, подняло голову и отчаянно зацарапалось в груди, просясь наружу. Но, снаружи это чувство ждет только холод и чистая снежная пустыня… Вздох получается слишком глубоким – температура воздуха вокруг слишком низкая для едва затянувшихся легких. В груди отдается тянущей болью. Но есть и положительные моменты. Холод обострил все чувства до предела, отрезвляя, давая, наконец, возможность подумать отстраненно. Карий взгляд машинально следит за затянутыми в черные перчатки пальцами Тоусена. Белое и черное – идеальный контраст. Канамэ, как никому из них пошли белые одежды…

Этот простывший, холодный мир как нельзя лучше подходил ему. Он становился его отражением, разбивая все на две четкие, острые границы – только два цвета, только чистые эмоции, отказ от полутонов, отказ от самого себя – Айзен всегда считал, что категоричность есть одна из самых главных глупостей, мир многогранен и наделен тысячами оттенков, а из любой ситуации есть как минимум три выхода. Но… пришедшая в Сейрентей зима изменила его, а точней – он изменил сам. Одно в нем осталось таким же – стремление идти к цели до самого конца, невзирая ни на что, но это уже не черта характера, а Судьба. Ее человек, пусть даже очень сильный, не способен изменить.

Молчание Канамэ всегда говорило о многом - оно не было оскорбительным, не вызывало раздражение. В отличие от тех, кто тушевался перед ним, или тех, кто собирался солгать, укрыть что-то от него или же просто не знал что сказать, молчание его поборника нравственности означало лишь то, что ответ будет дан тогда, когда Тоусен примет решение или будет знать ответ - пустой болтовни они оба не любили, а обмусоливания тем и хождения вокруг да около ему вполне хватало в разговорах с Гином. Наверное, единственный разговор, который произошел между ним и Ичимару, и обошелся без недомолвок – этот тот скандал, который  ему закатил однажды альбинос. О да, тогда в выражениях никто не стеснялся, однако правды было сказано через чур много. Если подумать, то тогда же он единственный раз видел кричащего Гина…

- Все в порядке, Канамэ. Продолжай, пожалуйста, - Айзен подбодряющее улыбнулся и кивнул – интонации человека следуют за жестикуляцией, - Мне нужно знать, как видишь это ты, поэтому и спросил, - потянутся пальцами за светлым пятном на столе, погружая пальцы в свет. На коже яркими пятнами расползлась белизна, словно он окунул руку в отбеливатель. Оригинально. Интересно, а кто-нибудь пытался «очиститься» таким способом? Наверное, какой-нибудь мечтатель вполне мог. Только вот, стоя под белым светом сам белым не станешь… Больше смотреть на тени не хотелось, -  И каждый в своей вотчине был и царь, и бог… Даже интересно как у них все устроено сейчас. Из малыша Хитсугаи должен получится отменный главнокомандующий – пара красивых слов и все уже готовы радостно умирать во имя восторжествования Справедливости. Немного невежливо с их стороны решать, что же есть справедливость, не находишь? – В словах его правой руки было зерно смысла. Самодеятельность ученого «гения» нельзя было сбрасывать со счетов, - Куротсучи идет только за своей выгодой, все верно. Сомневаюсь, что Готей знал хотя бы треть всех его дел, так что все может быть. Улькиорра будет предупрежден о типе возможной опасности, но если это место действительно детище уважаемого Майюри, то о ловушке можно не беспокоится – добровольно выставлять напоказ что-то из своих экспериментов он не будет. Разве что поблизости будет Урахара. Тщеславие… Это грех, - еще одна улыбка, - Пользоваться архивами разрешаю. Можешь даже зайти в мой кабинет и взять старые протоколы из Совета 46 и документацию онмицукидо. Там тоже может быть что-то интересное.

Отредактировано Aizen Souske (2009-07-02 12:03:39)

Наверное, пытаться отбелить себя - это всегда глупо. Неважно, как ты попытаешься это сделать - смысла все равно не будет. Бессмысленная трата времени. К словам большинство людей глухо, на поступки и действия смотрят лишь мудрые, а свет… Белые пятна на коже вызывали ассоциацию с формой какой-то неизлечимой болезни. И, лишенный зрения все равно не увидит этой чистоты. Соуске тонко улыбнулся, окинув взглядом своего подчиненного. Канаме лишен зрения, а он лишен совести. Разве не милый дует? В любом случае,  понимали они друг друга замечательно:
-  Мне даже жаль Ямамото-тайчо - ему не повезло с преемником.  Мальчишка слабак, но так уверен в силе своей. Самоуверенность портит и самые великие умы. Его зампакто уникален, но он не пользуется и десятой долей своих возможностей. Слепая сила разрушает и кому как ни тебе, Канамэ-кун, знать о том что сила должна быть направляема.. если не ждешь беды, конечно же… Ты напомнил мне притчу про стадо овец, лишившихся пастуха, - сдержанная улыбка дрожит в уголках его губ, совсем как тени на столе, - Овцы были потеряны и расстроены, тогда одну из овец назначили новым пастухом. Ох, как все были рады, а новый «пастух» был горд и сам не знал, куда деваться от гнета внезапно свалившейся на его голову ответственности. И все бы хорошо, - белый свет опасно блеснул, отражаясь в холодных глазах, -  Только предводительство этой овцы привело стадо не в деревню, а в болото. А потом, его нашли волки. И все бы закончилось плохо, если несколько умных овец, не пошло за помощью к настоящему пастуху. Он вывел стадо из трясины и прогнал волков.

Замолчав, Айзен проследил взглядом за тем, куда повернул голову Тоусен. Из темноты колонны ему улыбнулась ночь.  Разговоры с Канамэ всегда были на редкость честными. Хотя бы потому, что у его личной богини Правосудия не было предвзятого мнения. Истина – она действительна одна на всех, а ему самому иногда нужен собеседник, который под сказанной правдой не увидит двойного дна. А только саму эту правду.
- Справедливости так же много, как и правды. Ведь справедливость вытекает из нее. Они взаимосвязаны. У шинигами, убивающих Пустых, справедливость своя, у Пустых, пытающихся утолить свой голод  - другая. Бессчетные оттенки справедливости. В итоге, все правы и все неправы, потому как даже если ты мудр и признаешь существование двух сторон медали, ты все равно не сможешь принять их обе. Это противоречит. А ведь есть и третья, и четвертая сторона… - Слова Тоусена относительно капитана двенадцатого  он оставил без комментария. Он прекрасно знал отношение Канамэ к сему великому уму, но сам не видел ничего зазорного в том, чтобы использовать ученого. Притча про овец была рассказана не просто так – в любом стаде найдутся благоразумные и недовольные. Шинигами сейчас овцы лишившиеся пастуха, а Майюри благоразумен. Мало кому понравится сидеть под землей, а еще… Куротсучи алчен. До знаний в особенности. Как бы то ни было, у Айзена есть что ему предложить. Но это – только один из вариантов. Он рассчитывал на так удачно попавшуюся кошачью принцессу, а еще оставался Гин и господин «новый пастух». Если мальчишку хорошо подразнить – как миленький вылезет из своей норы вместе со всем своим стадом. Прямиком к волкам и в трясину.

- Нет, - Соуске прикрыл глаза, - мне сегодня с тобой нужно обсудить многое. Начну, пожалуй, с выноса сора из избы. Как ты уже знаешь, сегодня Квинта с Кьораку напали на меня в лаборатории Октавы. С подстрекательства последнего я думаю. Спасибо кстати, что не добил бывшего капитана восьмого  - это было бы прискорбно, он мне еще понадобиться. Я не отправил их на перерождение. Оба уже вернулись из Уэко Мундо. Октава сейчас в своей лаборатории, Квинта в Руконгае. Даже интересно, что они мне скажут в свое оправдание. Наказание они уже получили, поэтому не вижу смысла их не простить – думаю временной смерти с понижением в ранге им будет вполне достаточно для того чтобы подумать и более не совершать ошибок. Не важно то, что они сделали.. важна причина по которой. Думаю, катализатором послужил уход Ичимару. А поводом – безделье. Гин, кстати, тоже использовал его как аргумент. А я использовал Гина. Канамэ, - говорить об этом было неприятно. Собственно, что может быть приятного в перетряхивание грязного белья?  Но, все уже почти решилось. Сейчас самое время раскрыть карты, перед человеком, который не станет его отговаривать и останавливать, а просто примет его решение как должное. Бунты, сумасшедшие ученые, Гин…  его уже ничто не способно остановить, - мне интересно знать твои мысли об атмосфере в Крепости и я хочу их услышать, но это на сегодня не главная тема для разговора. Я хочу рассказать тебе про Пророчества.

Равноценное наказание. Айзен задумчиво посмотрел на стену, словно там, в тени между рядом колон и фигурных барельефов были выбиты правила Равновесия. То, что этот закон существует, Владыка понял давно. И тогда же понял как использовать его в своих интересах. В конце концов - это всего лишь закон. А они только что завели речь о преступлении. В любом законе все зависит прежде всего от точки зрения. Например, раньше ворам отрубали руку. В назидание остальным и чтобы не повадно было. Руку людям было жалко, воровать они меньше не стали, зато стали осторожными. Если не поймать вора  за руку, то ничего не докажешь, отсюда и пословица - не пойман, не вор. С убийцами было проще. Отнял жизнь - жизни же лишился. Равноценная компенсация.

- Я закрыл  глаза и не отрубил ворам руку - на гордых губах ироничная улыбка, - В конце концов, решив, что им все сойдет с рук, они осмелеют и начнут действовать активней. Глупые бездомные псы, решившие разорвать горло приютившего их. Арранкары - послушные куклы, но они слишком много общались с шинигами. Когда кукла проводит среди людей много времени, у нее появляется своя воля и она перестает быть куклой. Как их создатель я доволен. С точки зрения развития, эволюции - это хорошо. Я рад, что арранкары учатся управлять своими эмоциями, пытаются разобраться в них, что у них появляются мотивы. Но, как кукловод, я разочарован - куклы с душой не интересны и столь совершенны. Да и зачем играть в одухотворенных кукол, когда можно играть настоящими людьми? А как хозяин дома - я разозлен. Псы пробрались на кухню и решили сами себя кормить и быть хозяевами. Глупые животные не  понимают, что еда на кухне не появляется сама собой, а что её приносит продавец, который получает деньги от хозяина. Не будет хозяина, не будет денег, не будет еды. И псы сами издохнут. От голода. В этот случае есть масса решений. Можно заменить управляющие нити на стальную проволоку, а можно выкинуть псов за дверь... Итог один - бесполезная трата усилий. Должен ли я был отрубить руку у вора? Нет. Рука ему еще понадобиться, чтобы использовать свое мастерство. То, что я оставил их в живых означает лишь то, что я приготовил им другие роли. Кукла вреда останется куклой. Не важно, играла ли она роль вора или пса, обрела душу и стала человеком. В конечном итоге она всего лишь играла отведенную ей роль. Все они играют свои  роли - пешки в большой игре. Пожертвовать пешкой легко, но иногда её смерть открывает ход другой фигуре. Они могут умереть с большей пользой, чем от моей руки, а наказывать при всех и вовсе нет нужды. Собачий лай разносится далеко, уже всем в Цитадели известна их судьба. К тому же, - Соуске оторвался от созерцания барельефа и перевел лукаво блеснувший взгляд на Тоусена, - у Богов всегда были те, кто доносил до смертных их волю. У меня тоже есть тот, кто донесет до них понимание и укажет на место.  И потом - сохранив им жизни я перессорю их - каждый будет обвинять другого в своей неудачи. Пусть псы грызутся между собой. Я останусь доволен в любом случае. Ведь не появись у них свобода выбора и своя воля, я не получил бы Шихоуин Йороучи. За кошачьей принцессой обязательно придут. Нужно будет показать себя радушными хозяевами и оставить ворота гостеприимно открытыми...

Его разговоры с Тоусеном всегда в итоге скатывались на отстраненную философию и метафизику. Хотя бы потому, что оба любили поговорить, а отвлеченные философские споры были прекрасным отдыхом для уставшего разума. Единственный минус - через час-другой его начинало клонить в сон. На сей раз процесс ускорился из-за усталости. Нервный день и ранение давали о себе знать - глаза слипались, в голове стоял медный гул, и начиналась унявшаяся было мигрень.

- Это Пророчество само почти легенда. Такие в хожу в мире живых, такие есть у нас, наподобие пророчества о Хранители ворот Рая, - Айзен неторопливо поднялся и направился к выходу. Пустота Зала начинала раздражать. Слишком много теней, белых бликов и света невидимой луны. А еще... Слишком холодно. Он устал наблюдать за пляской тени и света, и устал бороться с прячущимся в каждой щели холодом. Он открывает карты, потому что конец уже близок. Скоро события понесутся как камни с горы, обгоняя друг друга,  сталкивая и увлекая за собой еще более серьезные. Обратного пути уже нет. Еще вчера можно было все изменить -  сказать другие слова, выбрать другое будущее, но он предпочел старое Пророчество собственным желаниям. Придет время и камнепад накроет его, увлечет за собой... а если не хватит духу самому встать под камни, его туда столкнут. Канамэ, ты даже не представляешь, насколько велика твоя роль...

- Это пророчество рассказывает о том как можно живым попасть на небеса, как можно отречься от всего земного ради большего. Красивое пророчество... Оно про человека, который станет Богом, - он не оборачивался, бросив на ходу, - следуй за мной, я покажу тебе его.

---------------->  Покои Айзена---->Прошло 3 дня----->Тронный зал

---------------->  Покои Айзена---->Прошло 3 дня----->Тронный зал

Говорят, что бессмертные не ощущают времени. Что они не ценят его и не способны понять всей прелести протекающей перед ними жизни. Что они слишком привыкли к тому, что в запасе у них еще очень много лет, поэтому никуда не торопятся, предпочитая созерцать и ждать, когда все само придет к предначертанному им Судьбой. Говорят, что Боги Смерти – бессмертны… Много чего говорят люди, чей век короток настолько что они не способны оценить слово Вечность.

В Тронный зал Владыка двух миров зашел уверенной, спокойной походкой человека, который точно знает, что его ждет. С улыбкой встречая свою Эспаду и день, который должен стать днем его Смерти…

«Настоящее и прошлое, они похожи уже тем, что находятся в прошедшем времени и совсем не имеют цены. Все совершенное либо уходит, минуя в лету, либо не приносит ничего, кроме ожидания и разочарования. У прошлого нет шанса изменить этот мир, настоящее всегда в противоречивой возне, раздирается между самим собой, не зная, к чему стремится – достижениям прошлого, или же смотреть вперед. Оно иллюзорно и на самом деле не существует вовсе, а люди, простые люди всегда хотят будущего, чтобы оно с собой не несло, находясь в единственном поиске, прикрытом всевозможными именами – счастья»…

Шинигами смертны, потому что пытаются жить. В этом они похожи с людьми, потому как все равно ищут счастья, даже не зная, что это такое…

- Доброе утро, Эспада, - за теплыми ресницами скрывается холод ледяных пустынь за окном. Плавный разворот, взметнувшиеся полы белого плаща. Взгляд, похожий на воды старого озера. Мудрые, непроглядные. В этом взгляды, как и по зеркалу вод ничего нельзя прочесть. Ты отражаешься в нем - как солнце, как луна, и все вопросы тонут, идут рябью, отражаясь в этой водной глади. Владыка делает приглашающий жест и сам первым садится за большой овальный стол, - Вы, наверное, думаете что знаете причину сбора и удивлены, почему оно запоздало на три дня? Но тот вопрос - мелочь, он не главный на повестке дня. Сегодня мне нужно о многом вам сообщить, поэтому располагайтесь поудобней. Разговор будет долгим и возможно, последним.

Голос дробится в пустоте залы, отражаясь от высоких сводов многоголосым мягким эхом. 

«В отсутствие источника тепла. В этом ледяном мире, слишком гордый чтобы просить чьей-то помощи и принять чье-то сострадание, единственное, на что способно твое сердце – бесстрастие. Помнишь свои слова о цветке на краю пропасти? Вместо того, чтобы вслед за этим цветком шагнуть на небо, ты просто хочешь сделать шаг вперед, за край пропасти. Но там тебя ждет не небо – ты слишком тяжек для него…»

Северный Руконгай----->Прошло 3 дня------>Тронный зал

Трэс Эспада привычно встала со своего места, увидев входящего в тронный зал Владыку. Всю его речь она выслушала стоя и, естесственно молча, вот только хмурилась Харибэру с каждым словом Айзена все больше и больше. Когда шинигами окончил свою речь, женщина осторожно села на свое место и немного подалась вперед ожидая худшего. Не сказав ни слова, Тиа просто внимательно заглянула в его глаза, пытаясь там прочесть причину по которой Айзен неожиданно сказал, что это их последний разговоор.
"Либо он чувствует близкую смерть, либо он сам решил нас предать. Хотя, смерть - это вряд ли. Даже при наличии предателей среди нас, у него есть так же очень много сильных сторонников среди нас. Никогда не предаст его Старк, я тоже останусь верной, наверняка сделает все для него Улькиорра, возможно, останется верен Зомари, наверное, Нэриэль и Ямми. И все. В остальных я совершенно не могу быть уверенна. Заэль уже показал на что способен, Нойтора тоже. Очень странно, кстати, что Нэриэль до сих пор не изменилась, хоть и встала на новый путь. Точно так же как и Зомари. Если же Айзен-сама сам решил нас предать, то у него и вправду очень мало шансов выйти из этого зала живым. Его глаза, как всегда ничего не отражающие, не дают понять какой из двух вариантов считать верным. Тем не менее, в любом случае, надо быть наготове, чтобы либо защитить его, либо убить. То, что я узнала, я, конечно, скажу в свое время. Если что, он унесет эту информацию с собой в могилу. Но тогда встает другой вопрос. Кто сможет вместо него объединить Эспаду и повести ее за собой? Гин нас предал, Тоусен слишком не то. За ним просто не пойдут. В таком случае, если ками действительно собирается нас предать, надо ожидать ожесточенных кровавых боев за главу Эспады и всей операции или срочно нужен будет тот, кто встанет за Канаме и будет помогать ему и направлять его действия в нужное русло. Похоже, нам грозит серьезная опасность и, в любом случае, резня."

Северный Руконгай------>Прошло 3 дня------>Тронный зал

Гриммджо сидел на своем привычном месте с крайне недовольным видом. Собрания он всегда терпеть не мог, а теперь, после того, как он провинился, ничего хорошего ждать не приходилось. Присутствие в этом же зале остальной Эспады, а так же белобрысого придурка, сильно раздражало, но ничего поделать было нельзя – затевать перебранку во время собрания было глупо. Вот потом, если ничего не случится… Хотя, глядя на Широсаки, Джаггерджек мог только усмехаться – тому, видимо, было плохо – видок у него был тот еще, и к тому же он без конца глушил воду. Арранкар догадался, что у Хичиго банальный сушняк, что заставляло веселиться, несмотря на предстоящее появление Айзена.

Который не замедлил явиться, уверенно и спокойно входя в зал. Секста поприветствовал Владыку оскалом, который медленно исчез после первых же слов капитана-предателя. Эти слова заставили задуматься абсолютно всех, и Гриммджо не был исключением. Голубые брови почти сошлись на переносице, взгляд синих глаз стал до невозможного серьезным, а губы сжались в тонкую линию – все говорило о том, что арранкар серьезен и задумчив. И это было неудивительно – в свете последних событий Джаггерджек воспринял слова «возможно, последним» весьма болезненно и настороженно. Ему не хотелось, чтобы конкретно для него разговор становился таким. Несмотря на все отвращение к собраниям и шинигами, Гриммджо жить еще не надоело.

« - Что все это значит? Что он собрался делать и говорить? Что у него на уме? Я никогда не понимал этого шинигами, да и не хотел понимать. В принципе, и сейчас не хочу. Единственное, что я действительно желаю – уничтожить его так, чтобы не осталось ничего,  но пока что это невозможно, что убедительно доказывает неудачная попытка придурка Ноиторы и Заэля. Но от этого желание меньше не становится…  И все же, что будет дальше? Начало разговора ничего хорошего не сулит… А, к черту! Сейчас все в любом случае узнаю...» - арранкар исподлобья, нахмурившись, смотрел на Владыку, молча и напряженно ожидая продолжения.