Котетсу Исане.

Котетсу Исане, Кучики Бьякуя.  <<< Город не видящих Солнца » Госпиталь города НВС

Как только Кучики предельно осторожно, чтобы не потревожить раны переложили на койку, Исане перевоплотилась. Она представляла собой саму собранность, целенаправленность и твердость. С губ не срывалось ни одного лишнего слова, в душе не было ни одной лишней эмоции. Она была полностью сконцентрирована только на том, чтобы максимально быстро и результативно исцелить Бьякую-тайчо.
Первым делом она и ее ассистенты занялись восстановлением сквозного ранения живота. Это было самым проблемным этапом работы. Ранение пришлось вручную избавить от сгустков крови, продезинфицировать, и только потом Исане смогла задействовать медицинское кидо. От ладоней исходил зеленоватый свет. Казалось духовная сила, что она передавала доходила до самый кончиков пальцев. И надо сказать при таком излечивании испытывался небольшой дискомфорт. Исцеление проходило очень медленно, настолько медленно, что можно было понять, что характер ранения действительно был тяжелый. На лбу начала выступать прохладная влага. Капли скатывались, раздражая кожу. Но позволить нарушить концентрацию она себе не могла.
Прежде чем рана начала затягиваться прошло не малое количество времени, но было приятно видеть, что даже внешнее состояние пациента намного улучшилось. После того, как основная работа по исцелению была проделана, Исане занялась тем, что было проще всего залечить. На этот раз процесс пошел быстрее. И после того, как чувство выполненного долга дало о себе знать Котетсу, Бьякую осталось только перевязать. Перевязку она доверила уже ассистентам, потому что руки немного дрожали и девушка чувствовала усталость. В голову сейчас лезли только мысли о еде. Потраченная рейяцу давала о себе знать. Отдав последние указания персоналу и переложив зампакто Бьякуи на тумбу рядом с койкой, Исане вышла из палаты.

Отредактировано Bleach (2010-11-12 16:58:07)

На самом деле, многие шинигами  суеверно  отлынивают от визитов в медицинский отряд.                         Не то что бы кто-то недолюбливал рыжеволосую  и большеглазую тайчо, или там всегда царил запах врачебной хлорки, но больные, лежащее в госпитале, были обыкновенно ранеными той или иной тяжести. Поэтому негласно считалось, что чем меньше ты крутишься у стен больницы, тем позже ты туда попадёшь. Кира Изуру, как шинигами, проработавший в Четвёртом Отряде энное количество времени, так не считал, поэтому заходя в казармы мед. отряда не скрещивал пальцы в карманах.    Но сейчас ситуация была другая.  В обыкновенно тихом вестибюле сейчас стоял монотонный шум, медицинские работники негромко, но обсуждали случившееся событие.
«да уж, в последнее время с тяжелоранеными  пациентами тут не работали»
Сердобольная шинигами на рецепшене объяснила, кто лечащий врач Кучики Бьякуи и как её найти.
«Исане, конечно. Капитанами занимается либо сам капитан, либо лейтенант…»
Проходя мимо приёмного покоя, Кира споткнулся, учуяв совсем уж нежданную тут реяцу. Не замедляя шаг, он повернул голову и успел увидеть сквозь стеклянную дверь  обладателя сего. Ичимару Гин, собственной персоной, стоял напротив Кучики-младшей и что-то говорил.  Кира резко отвернулся, отчасти желая пройти незамеченным.
Котетсу Исане Кира нашёл в комнате отдыха для персонала.  По правде говоря, Кира и сам бы нашёл палату капитана, хотя бы по той логике, что раненого шинигами фамилии Кучики просто не могли устроить в  обыкновенном стационаре. А единственная палата для высоких больных располагалась в левом крыле второго этажа.  Но Кира не входил в экс-Четвёртый отряд, к тому же, нужно было выяснить, в каком состоянии находился капитан, и стоит ли вообще его сейчас навещать.  Лейтенант отряда медицинской помощи и лечения, немного бледная, но, видимо, уже восстановившая часть сил, сказала, что состояние  Кучики Бьякуи можно расценивать как «удовлетворительное». Выяснив ещё кое-какие подробности, Кира отправился на второй этаж.
«Самое главное – жизни его теперь ничто не угрожает»
Охрана, выставленная у палаты, беспрепятственно пропустила лейтенанта внутрь.  Сначала Кира хотел постучать, прежде чем войти, но не сделал этого и, видимо, правильно сделал. В палате царила тишина, ничем не прерываемая.  Кира сделал бесшумный шаг вперёд и осторожно закрыл за собой дверь. На кровати, которую язык не поворачивался назвать больничной койкой, лежал его капитан. Кира не знал наверняка, спит тот, или нет. Кира нарочно не скрывал своей реяцу. Если капитан не спит, то ничто не помешает ему попросить лейтенанта удалиться.  Может быть, стоило удалить  и без всяких указаний, но Изуру решил подождать. Уходить несолоно хлебавши тоже не хотелось.  Он тихо подошёл к стулу, стоявшему в двух шагах напротив кровати. Может, это было не совсем тактично, но единственное, что оставалось Кире  в его ожидании – это безмолвное рассматривание своего капитана вблизи.
Единственным источником света в палате был уличный фонарь, расположенный на улице. Их хватало ровно настолько, чтобы очеркнуть силуэт находившегося в кровати шинигами.  Немногочисленные цвета, допускаемые в больничном помещении, полностью выцвели. Повязка, скрывающая половину лица капитана, казалась серой, его кожа – землянистой, а  разметавшиеся по подушке волосы – совсем чёрными. Кира почувствовал, как в груди начинает ворочаться холодная змейка. Неподвижность, царящая в воздухе, говорила о том, что жизни в ней больше не осталось.  Кире внезапно захотелось, чтобы капитан проснулся, или хотя бы заворочался во сне, что угодно, лишь бы говорящее о том, что он жив. В бессознательном порыве он протянул было руку к лицу капитана, но в сознании звякнул предупреждающий колокольчик. Кира оглянулся и увидел катану Кучики, лежащую на тумбочке. Меч  предупреждал, чтобы покой хозяина не нарушали. Кира  спокойно опустил руку. Меч – лучшее доказательство того, что с шинигами всё в порядке.  Присмотревшись, он  понял, что грудь капитана тихонько приподнимается.
Наверное, и в самом деле стоило уйти. Но были вопросы, которые стоило решить без промедлений. Один из этих вопросов лежал у Киры за пазухой, в коричневом конверте с печатью клана Кучики.

Видимо, капитан всё-таки не притворялся спящим. По крайней мере, не выставил своего лейтенанта вон, когда очнулся. Кира невольно вздрогнул, когда тот позвал его.
Такого голоса у Кучики Бьякуи Кира никогда не слышал. Те эмоции, которые проявлялись в голосе капитана Градоуправленческого отряда за всю совместную их работу, Кира мог пересчитать по пальцам. В основном, это был сухой и ровный тон главы отряда, строго чтущий субординацию и табель о рангах. Несколько  раз, когда приходила Кучики-фкутайчо, этот голос теплел на пару градусов не больше. И пару раз Кира наблюдал, когда капитан злился по-настоящему. В первый раз один из младших офицеров серьёзно нарушил дисциплину во время общей тренировки и поранил товарища. Во второй раз Кучики Бьякуя вернулся от со-тайчо, в тот день, когда выяснилось, что реабилитировали Ичимару Гина. Кира додумался сунуться в кабинет капитана, когда тот вернулся, и начать говорить о документации за месяц. Капитан сказал всего пару фраз, но Кире хватило, чтобы понять, что он пришёл не вовремя. Тот лёд, который вырвался с этими словами и тот стальной блеск, что приглушённо застыл в зрачках, холодными шариками прошлись по позвоночнику фукутайчо.
А то, что Кира слышал теперь - было не привычной сухой невозмутимостью. Это была
"слабость...?"
Кира не вымолвил ни слова, чтобы не выдать своих чувств и не оскорбить капитана.
-Конечно, Кучики-тайчо.
Он аккуратно взял капитана за плечи "а под хаори и не поймёшь, что такие...", приподнял и прислонил к спинке кровати, предварительно подложив туда подушку.  Затем он подошёл к столу, на котором стояли графин с водой и стакан.
-Тревога в городе отменена, наш отряд задействовать не пришлось. - стараясь, чтобы его голос звучал как можно казённее и равнодушнее,  Кира налил воды в стакан. Искоса взглянул на  капитана, старающегося сидеть прямо, как всегда,  но было видно, что удаётся ему это неважно. Окутанный полумраком, с зеленовато-серой повязкой, скрывающей половину лица, в Кучики Бьякуе осталось очень мало от капитана отряда.
"повязка... Глаза, он же ещё не знает... Проклятье, если бы он очнулся, а меня здесь не было, он бы даже не смог напиться! Нужно будет сказать, чтобы прислали медсестру..."
-Ваши глаза, лейтенант Котетсу сказала, что Иноуэ-тайчо исцелила их, но повязку лучше снять завтра...
Протягивать сейчас стакан капитану было откровенной глупостью. Помявшись с секунду, сметая все свои понятия о субординации, Кира взял правую руку капитана и вложил в неё стакан, сомкнув на нём перебинтованные пальцы.

В ответ на замечание капитана Кира смог только выдавить позорное «простите» отстранённо-пустым голосом.  Предположив, что в особых ситуациях можно миновать правила сотруднических отношений, он, как всегда, ошибся.
«Никогда не делайте предположений, пока не выясните всё на самом деле…»
Он сел обратно на стул, прямо держа спину и положив ладони на колени.  Стараясь говорить как можно более сухим и официальным тоном, лейтенант начал докладывать.
-Риока Куросаки Ичиго жив. – Кира никак не мог расценить безмолвие капитана. Тем более разглядеть какую-либо реакцию на эту новость, - Он  был доставлен в госпиталь вместе с вами. Иноуэ-тайчо оказала ему первую медицинскую помощь, в данный момент он должен получать лечение в палате для преступников, - повторил он почти один в один слова лейтенанта Котетсу.
-Вас и риоку Куросаки сюда доставили Ичимару Гин и Кучики-фукутайчо, - он намеренно не сказал «сестра», подчёркнуто соблюдая формальности, - вместе с ними был ещё один шинигами, личности которого я не знаю.
Наверное, это была не самая полезная информация на данный момент, но, по крайней мере,  капитан теперь знает, что с его младшей сестрой всё в порядке.  Почему то Кира был уверен, что капитан скорее откусил бы себе язык, чем осведомился бы об этом сам.  Вот и весь капитан Кучики, шинигами,  который не поставит на одну полку с законом даже семью. 
-Ты ещё долго будешь разводить  тут трогательную заботу о ближнем?– недовольным скрипом в голове дал знать о себе Вабиске, -  Кажется, он больше не собирается задавать вопросы, может уже задашь свои?
Может быть, Кире только показалось, но за пазухой хрустнула бумага.  Переведя взгляд с повязки на лице капитана, куда он неотрывно глядел, пока говорил, он наткнулся на всё ещё сжимающие стакан пальцы.
«Бинты, наверное, промокли…»
Обыкновенно, шинигами-целители залечивали мелкие ранения (или не залечивали, на их усмотрение) только через некоторое время после лечения крупных и серьёзных. Кира не знал, в каком именно состоянии сейчас находились пальцы капитана, но если на них сейчас есть царапины, то должно было быть жутко неприятно.
«Позвать медсестру? Или он не захочет, чтобы кто-то его беспокоил?»
Хотя, где находятся в палате бинты, Кира знал.
-Капитан, - вообще, по логике вещей, лейтенант ожидал, что его сейчас окатят целым ведром холодного презрения,  но медик опять одержал верх над педантом, - может быть вызвать медсестру, чтобы она вам бинты на руках поменяла? – Кира Изуру почувствовал, что уши его  неудержимо краснеют и мысленно возблагодарил небеса за то, что взгляд Кучики Бьякуи сейчас скрыт за толстым слоем бинтов.
-Или… - он запнулся, - я сам могу поменять? 

Отредактировано Kira Idzuru (2010-11-22 20:08:42)

Приказ капитана не удивил Киру. Кучики Бьякуя, он и в госпитале Кучики Бьякуя. Даже если бы он лежал сейчас с ампутированными ногами и руками,  он отдал бы те же самые приказания.
"Выяснить имя-ранг, сказать отряду, поставить в известность капитана Боевого о наличии в городе опасного преступника... всё ясно" пробежался Кира мысленно по списку распоряжений.
-Есть, капитан.
Он поднялся со стула, намереваясь пройти к двери. Непрошеный  колокольчик вновь брякнул где-то в районе правого виска. Вабиске не собирался вновь поучать своего хозяина, но недвусмысленно напоминал о себе.
"Я верю своему капитану. То есть..." Кира сглотнул. "...доверяю."
Пойдём со мной, Изуру.
Кира остановился у двери. Возможно, это меч не собирался уходить без ответов и послал это воспоминание, но как бы то ни было, своей цели он достиг. Рука остановилась на полпути от блестящей металлической дверной ручки. А потом опустилась.
Тогда он тоже доверял своему капитану.
Трибунал, расследование - это всё было второстепенным. Несмотря на оправдательный приговор и полную реабилитацию, Кира ещё долго не мог понять, подозревал ли он тогда, что Ичимару-тайчо задумал нечто неладное? Подозревал. Что бы  ни зачитывал судья в тот день, он подозревал. Но слишком верил.
"Сейчас я не верю своему капитану?"
-Капитан Кучики, - Кира развернулся и облизнул внезапно пересохшие губы. - Что содержит в себе письмо, которое вы мне дали?

Этот тон, это выражение, которое так боялся сейчас услышать Кира, всё таки прозвучали. Ведь он предполагал, знал, что его вопрос обидит капитана, не просто обидит - возмутит, расстроит, в конце-концов.
Чтобы потерять доверие человека, можно сделать две вещи: первая - предать его; вторая - не поверить ему. Первый способ был не таким болезненным, как казалось лейтенанту Градоуправленческого отряда. Потом можно было ненавидеть предателя, проклинать его, избегать его, что самое главное. А вот во втором случае...
Это было ощутимо, как те отношения, которые они с капитаном создавали всё время совместной работы, те отношения, которые лишь недавно стали немного более доверительные, в один миг разрушились. И сразу же, на их месте возникла толстая стена.
Это стена, казалось, надвое разделила безразличный сумрак палаты и наполнила её холодом.
Кира с невыразимой тоской  посмотрел на своего капитана, всё также прямо сидевшего на кровати.  Лучше всего сейчас было уйти, закрыть за собой дверь и идти выполнять приказ, но Кира не мог. И не только потому, что вне зависимости от результата Кучики Бьякуя уже никогда не доверится своему лейтенанту ни в личном, ни в отрядном деле. Но потому, что лейтенант не мог переступить через себя.
-Капитан.... - тоска из глаз вылилась в голос,  - капитан, поймите меня...
Он чувствовал, что эти слова имеют уже далеко не тот официальный тон и значение, который применяется в разговоре начальника и подчинённого. Теперь уже звучал голос человека, изливавшего то, что очень долго накапливалось в душе.
-Ичимару Гин, который был моим капитаном... - он с трудом выталкивал из себя слова, - не смотря ни на что, он был таким же уважаемым капитаном, как и вы. Всегда оправдывавший доверие, с которым к нему относился Ямамото-сотайчо. Я верил ему также, как и вам...
Кира всматривался в полумрак палаты,  тщетно пытаясь разглядеть лицо капитана, прочесть на нём хоть какие-то эмоции. Но та часть, которую не скрывала повязка, не выражала ровным счётом ничего. Он продолжал.
-До тех пор, пока он... пока он не предал Готей, я доверял ему, потому что не видел повода ему не доверять... - чувства, переполнявшие лейтенанта, начали выливаться  щедрее, - потому что он был моим капитаном, а я его лейтенантом и я обязан был доверять ему! Потому что иначе нельзя...
"господи, ведь он уже не воспринимает моих слов"
-Капитан Амагай не втягивал меня в свои планы, но Ичимару-тайчо заставил меня участвовать в предательстве Готея, и не только Готея, моих друзей!
Кира невольно сделал шаг вперёд:
-Я больше не могу так, Кучики-тайчо! Я оскорбляю вас своими подозрениями, но поймите, я не могу, слышите, больше не могу доверяться на словах, не будучи точно уверенным, что мои действия не направлены против Готея!
  Он сел на стул и обречённо опустил голову на судорожно сцепленные пальцы:
-Даже если об этом просите вы, Кучики-тайчо.

Когда то, когда Кира стоял перед судейской трибуной и слушал обвинительный приговор, он сравнивал свои ощущения с битьём наотмашь по лицу мокрой тряпкой. Было и больно, и мерзко. И, что самое уничтожающее, справедливо.
А сейчас, в этом спокойном и тихом полумраке, раздавались такие же болезненные слова-удары. Только теперь они хлестали не по каменному, отрешённому  лицу, а по плечам, по голове, по сцепленным на ней рукам.
Кира молчал. Наверное целую минуту, после последних слов капитана.
Когда Готей спустился под землю, когда шинигами  заштопали самые рваные раны, когда  прошло перераспределение отрядов и кадров, ещё месяца три на тёмных улицах практически не было слышно беззаботного говора. Массовые стрессы, - медицинский отряд раздал практически все запасы антидепрессантов. Но не скоро атмосфера сменила свою ледяную пустоту на что-то более тёплое и человечное. Досталось всем. И рядовым шинигами. И офицерам. И лейтенантам. И капитаном. Каждый, как мог зализывал свои раны. Но ведь ещё нужно было стараться не тронуть чужие. 
Когда Кира попал в Градоуправленческий отряд, он чувствовал себя пустым пластиковым пакетом из-под физраствора. Последняя битва, поражение, совместная работа с медиками первые недели - всё это практически до дна выпило его моральные силы. Единственное, на что надеялся Кира - работа. Неспешное и педантичное выполнение однообразного. И тут лейтенанту повезло. Повезло работать с человеком, который тоже погрузился в работу. Кира никогда не лез и не пытался лезть в душу капитана, а тот, в свою очередь, не предпринимал попыток разговориться с лейтенантом. Больше всего Кира был благодарен за это. Конечно, был и отряд, не более и не менее шумный, проблемный, исполнительный и трудолюбивый, но младшие шинигами больше предпочитали общество друг друга.
Иногда, получая от капитана лаконичные и отрывистые приказы и выполняя их, Кира чувствовал своеобразную радость от того, что капитану не приходится их точнее растолковывать. Для лейтенанта лучшей похвалой был именно этот скупой, но выполненный приказ.
Лишь недавно ночные кошмары ушли из его жизни.
"Господи, неужели он и в самом деле не понимает меня?"
Иногда он лелеял себя мыслью, что они с капитаном нашли общий язык. И Кира Изуру в кои то веки был счастливо иметь такого капитана.
-капитан Кучики, -  он поднял голову и невидящим взглядом упёрся в серую стену, - вы никогда не предавали друзей и не поднимали на них меч, я в этом не сомневаюсь.
"Права была тогда Унохана-тайчо, предлагая мне выписать освобождение от должности по состоянию психического здоровья. Поработал бы лет десять рядовым, или каким-нибудь младшим офицером."
Тогда он отказался из соображений, что сейчас Готею необходимы опытные кадры. И он не считал себя психически надломленным. Всё должно было вылечить время, так он считал.
"Наверное, к этому и в самом деле меня привёл мой страх."
-Вам повезло служить под началом людей добросовестных и благородных, они не отдавали вам преступных приказов. - он как то медленно выговаривал слова, как будто подбирая их, - и было недостойно с моей стороны недоверять вашим приказам.
Он прикоснулся к ленте, крепящей шеврон к рукаву косоде и вновь остановился.
-Тогда, почти два года назад, трибунал вынес неправильный приговор и разрешил мне вернуться в ряды Готея. - Кира решительно снял шеврон и сжал его в обеих руках. Он провёл по нему пальцами, ощупывая рельефный иероглиф Градоуправленческого отряда. - Но нужно было всё окончить тогда. Я вернулся в эти ряды испорченным.
Когда то, давным давно в детстве, на очередную шалость малыша, отец сказал  - "Испорченный ребёнок". Кире запомнилось именно это слово - испорченный. Когда он спросил у матери, почему отец употребил слово, которым сам малыш называл сломанные игрушки, мать ответила, что так называют людей, которых испортили другие люди. Тогда Кира Изуру понял, что сломать можно не только физически.
Шеврон всё ещё лежал на коленях лейтенанта.
-Скажите мне только, почему вы не отказались от моей кандидатуры, зная мой послужной список?

Кира мрачно всматривался в темноту напротив себя. Наверное впервые за всё проведённое в палате время он оценил её так высоко. В полумраке все вещи потеряли свой цвет, свою яркость. Потеряли свой цвет второстепенные мысли. Не нужно было отводить взгляд от капитана, не нужно было заставлять себя отвлекаться на какие-то предметы в палате. Кира чувствовал, что капитан не торопит его, не заставляет немедленно покинуть помещение.
"Даёт время сделать свой выбор."
Если бы в комнате был свет, то лейтенант градоуправленческого отряда увидел бы капитанские пальцы, стиснутые так, что на бинтах проявились тёмные пятна. Он бы увидел губы, побелевшие от... Напряжения? Или ярости? Или чего то ещё.
Но сейчас перед Кирой была темнота. И его мысли.
Когда заходишь в нравственный тупик, то из него, обыкновенно, два выхода: потихоньку отступать и возвращаться по известной дороге, или пробивать брешь в стене и идти дальше. Бывший лейтенант Третьего отряда сейчас  как раз пребывал в подобной ситуации. Если он сейчас сложит шеврон и  письмо и откланяется, это будет отступление. Он останется при своих мыслях, он останется при своих убеждениях и ему будет не о чем жалеть. 
но только что этот человек, с тугой марлевой повязкой на глазах, показал ему, что отступление- не лучший вариант. И наверное только поэтому Кучики Бьякуя не требовал немедленно покинуть палату и идти освобождать лейтенантский стол от  своих немногочисленных вещей.
Кира теперь сомневался, а являлась ли та истина, которой он следовал- верной? И если нет, то что же тогда было верным выходом?
"Я был неправ?" - он устало потёр виски. - "Или я просто не прав?"
- Капитан Кучики. - Он старался добавить в голос немного твёрдых казённых ноток, но тот получился каким-то сухим.
-Я не хочу покидать своей должности. - Он последний раз провёл пальцем по шеврону и решительно прикрепил его на старое место. - -Я понял, что вы хотите видеть в вашем лейтенанте, и мне хочется стать этим.